Сначала мы учимся обо всем думать, а потом приучаемся смотреть на вещи так, как мы о них думаем. © Карлос Кастанеда

Как думаете, о чём может думать ребёнок, окружённой безграничной заботой и проживанием в условиях наивысшего комфорта? Стало быть, он должен оказаться доволен своим вольготным положением, но он... Он постоянно думает о своей разницей между ним и другими детьми. Конечно же, дитя ощущало своё превосходство. К нему относились с почтением, постоянно старались полностью потыкать его желаниям, а с другими детьми относились менее обходительно и ласково, чем с юным принцем. В голове Генри было множество догадок на счёт этого странного неравенства между ним и другими ребятишками, но все они были слишком фантастическими, чтобы оказаться правдой... Все отвечали достаточно просто - "твой отец король". Ну и что? Возможно, юное создание не могло постигнуть всего смысла сказанного, ибо в его глазах все были одинаковыми людьми из плоти и крови. В кучерявую голову девятилетнего мальчишки пытались вбить то, что у людей есть иерархия, должности, превышающие друг-друга. С горем пополам, воспитатели, занимавшиеся с отпрыском благородного рода, смогли объяснить, что его дорогой и всеми любимый (конечно, попробуй такого не люби...) папочка стоит на самой верхушке всей этой политической системы. Не стоит сомневаться, что маленький Генри даже не понимал слова "политика", но кое-как осознал, что его папа тот ещё главнюк...

- Почему он главный? - размышлял бастард, развалившись на мягкой постели, наслаждаясь комфортной периной и приятным на ощупь постельным бельём, пахнущим какими-то ароматными травами. - Ведь на его месте мог бы быть кто-то другой.

Всё-таки малолетний Фицрой был доволен обстановкой в собственных апартаментах. Огромная кровать, на которой, при желании, могли расположиться ещё три или даже четыре взрослых человека. Зачем ему такой простор? Комната была завалена различными игрушками. Даже была деревянная лошадь, на которую можно было сесть и раскачиваться. Однажды Генри умудрился подслушать в разговоре слуг, а там были даже очень молодые персоны, которые откровенно завидовали всем игрушкам молодого принца. Правда, бастард ведь совсем не жадный... Попросите - подарю. Отец всё равно привезёт что-то новенькое. Хотя, воспитатели строго запретили мальчишку раздавать свои вещи, с чем пришлось смириться. В помещении так же был небольшой камин, отгороженный железной перегородкой, чтобы дитя случайно туда не упало или что-нибудь не кинуло.  Были сделаны все условия, чтобы с головы юного Фицроя даже волос не упал. Иногда девятилетний мальчишка поражался этой чрезмерной заботой, ведь он уже осознавал куда лезть можно, а куда нельзя... Хм... Нет, всё-таки не всегда осознавал. Подрастающий наследник трона любил бродить по коридорам дворца, рассматривая разные картины с предыдущими правителями и какими-то дальними родственниками, а так же любоваться произведениями искусства, вроде расписных фарфоровых ваз. Так вот, любопытство иногда доводило его слишком далеко... Он мог услышать, как "лестно" отзываются о его папочке или же... Всё-таки, даже в столь юном возрасте, мальчишка мог замечать где-то в забытых богах кладовках дворца, как протекают отношения между мужчинами и женщинами. Да, бывало и такое.

Раздался слегка приглушённый стук в дверь...

- Сэр, позволите помочь вам одеться к празднику, - произнёс слуга, чья белокурая голова просунулась через пространство слегка приоткрывшейся двери.

- Да, конечно, - ответил Генри, нехотя поднимаясь с постели.

Во фраке и белом галстуке кто угодно, даже биржевой маклер, может сойти за цивилизованного человека. © Оскар Уайльд

Генри никогда не любил подобные приёмы и праздники. Особенно приносил дискомфорт костюм, которых приходилось надевать для таких случаев. Он был настолько неудобен, что даже затекало тело.  Сейчас отмечали Рождество, но, если признаться честно, взрослые просто нашли повод, чтобы собраться... Правда, у них на дню по несколько таких поводов, но всё-таки... Единственное, что радовало юного принца - наличие самой разнообразной еды. Воспитатели запретили ему есть что-то, включая спрятанные в комнате сладости, прежде, чем начнётся приём. Первым делом кудрявый мальчишка собрался отправиться к столу, чтобы утолить голод, но почувствовал, как его обхватила чья-то рука, подняв в воздух. Ребёнок сразу же залился смехом, почувствовав отсутствие опоры под ногами, а король, осознавший себя на данный момент не руководителем страны, а отцом, стал смеяться не меньше. Оставалось гадать - это его настоящие эмоции или наигранные перед гостями? Все, конечно же, сразу же обратили внимание на этих двух... Казалось бы, что даже небольшой оркестр, играющий, в основном, на скрипках, замолчал. При королевском дворе ни для кого было секретом о тёплых отношениях короля со своим наследником. Генри в тот момент и не понимал всех этих интриг... Весь бал обсуждал событие, которое, похоже, многих затронуло. Генрих отказался от собственной жены и их совместная дочь объявилась незаконной.

Дальше весь вечер прошёл достаточно быстро... Отец не танцевал, а сидел на троне, наблюдая за происходящим. Юный Фрицрой, сидящий у собственного родителя на колене, с той же завороженностью и чуть ли не с открытым ртом, следил, как танцуют взрослые. Сам он никогда не танцевал, но было приятно наблюдать, как изящно "пускаются в пляс" дамы и их кавалеры.

Внезапно появилось ещё одно действующее лицо... Милая леди, которая кратко поклонилась, стояла перед отцом и его любимым сыном. Мальчик всматривался в её ласковые черты лица, но... Его что-то настораживало. Скорее всего, напрягала атмосфера, сложившаяся вокруг. Генри не мог не заметить строгий и достаточно суровый взгляд папы, который всё-таки кивнул, разрешив незнакомке говорить. И тут бастард понял, что это за личность... Та самая дочь короля, отныне объявленная вне закона... По настоящему, молодой принц ещё не понимал всей трагедии, которая сложилась в жизни королевы и её дочери, но почему-то сочувствовал им обеим. Последовало краткое представление. Всего лишь объявление имён, знакомство. Так уж принято... А потом приглашение на танец.

- Я не умею, - робко произнёс Генри, потупив взгляд, стараясь скрыть румянец смущения. Его приглашали на его первый танец, а он даже не знает, что надо делать.